Время летит всё быстрее остановиться нельзя.
Знаю, смогу я, сумею жить никого не любя.
__ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ 

знаешь, а в дистрикте втором нет лесов похожих на те, в которых мы с тобой укрывались когда-то [и мне кажется зачастую, что это было в другой жизни и вовсе не с нами даже]; все здесь чужое мне. всегда будет чужим, но я привык это место домом звать. привычка величайшая сила в мире, можешь мне не верить, но я ко многому научился привыкать [только не думать о тебе так и не могу]. знаешь, я случайно на эту поляну наткнулся годами так десятью назад. на удивление трава здесь по колено расти продолжает упорно всему миру наперекор и я зарываться лицом в неё привык ранним утром, вдыхая запахи мне знакомые с детства. пятнадцать лет... прошло уже пятнадцать лет много это или мало, а, кискисс? сегодня ты приезжаешь, ну а как иначе? пятнадцатая годовщина сопротивления. весь панем на ушах стоит, плутарх мне уже все уши прожужжал [тебе думаю тоже!]. впервые за все эти годы: страна восставшая из пепла вспоминает горечь произошедшего тогда. и мне как мэру второго дистрикта необходимо быть сегодня на пироне встречать ваш с твоим мужем законным поезд. мне нужно широко улыбаться и играть на публику. голодные игры ведь никогда не заканчиваются, не так ли? да только мы оба с тобой знаем, что это нам не нужно. ты уже однажды сделала свой выбор. правильный выбор, и господи боже, я уже пятнадцать лет себя в этом упорно продолжаю убеждать. ты не простила бы, а я не смог бы подобрать правильных слов. тогда // в тот день нам их оказалось впервые за все годы нашего знакомства оказалось мало. я до сих пор помню каждый миг: мой последний на тебя взгляд, твой глубокий выдох. ты отпустила прочь, я ушел и все закончилось. закончилось тогда и не должно было больше мешать. тебе ведь не мешало, верно? ты была все эти годы счастлива? давай побудем хоть мысленно оба откровенными: ты счастлива, кискисс. у тебя любимый и любящий тебя муж; двое детей. ты ушла, чтобы быть счастливой, я ушел, чтобы просто стать тем, кем всегда и был: обыкновенным солдафоном.

пятнадцать лет. одиночества // пустоты, которую не смогли заполнить все те женщины, которые были в моей жизни. я никогда не был монахом, ведь ты же знаешь и это тоже. я не хранил верность тебе и разменивался столь часто на пустозвонные связи, но одно оставалось всегда неизменным. мой акт мазохизма, то, что заводило хронометр в моей груди, что заменил мне тогда в президентском дворце сердце: раз в месяц созваниваться по привычке в каждое третье воскресенье с хеймитчем и // или твоей матерью. еще одна пагубная привычка, от которой так и не смог избавиться. мне просто нужно было знать: у тебя все хорошо. один звонок: ты вышла замуж. второй: ты родила сына. третий: вы с питом ждете рождения дочери. у тебя все в порядке. ты счастлива. выдох_вдох и боль отступит снова, когда я упаду на колени, зарываясь снова и снова лицом в пожухлую траву. все в порядке. у тебя все в порядке. а у меня все тоже нормально. обычно. у меня есть дистрикт. у меня есть обязанности. и женщины. много женщин, каждая из которых мечтала прикоснуться к легенде: к тому самому гейлу хоторну, который наряду с сойкой-пересмешницей был одним из тех, кто творил новейшую историю нашей страны. и пусть губы обкусанные в кровь и взгляд налитый кровью по утру будет, весь мой штаб будет привычно отводить глаза, когда я жадно припаду губами к бутылке с водой. такие воскресения не в новинку не для кого уже. как и тот незыблемый факт, что все эти годы я так и не пытался построить настоящих отношений с другой женщиной. были ли среди них те, кто мне действительно нравился? были, не стану лгать // отрицать. были те, с которыми прощаться по утру не всегда было легко, да только в каждой из них твои черты так явственно проступать начинали со временем, что боль становилась невыносимой. ты нашла своей счастье, мое же в тебе одной заключается уже долгие годы.

коммуникатор в наручных часах сообщает мне о том, что поезд прибудет на пирон через двадцать минут и я выхожу из кабинета, прикрыв за собой осторожно двери. команда стилистов уже на пороге. ах, да внешний вид мэра дистрикта должен быть идеальным, не так ли? усмехнусь кривовато, проходя мимо, чтобы выбраться подальше от всего это напускного фарса, который нужен лишь для того, чтобы показать простому народу, что страна стала много лучше. не смогу. я знаю точно, что не смогу встретить ваше счастливое семейство и козырять широкой улыбкой. уж прости меня, родная, да только тебе ли не знать как жалок я в актерстве. окажусь снова на этой злосчастной поляне. закрыв глаза, позволю памяти своей увести меня на годы назад: в те времена, когда отчаянно // до безумия / до зуда по коже ненавидел капитолий и был всего лишь мальчишкой, который так и не смог бросить вызов всей этой гнусной системе, только лишь потому, что знал: этого ты мне уж точно не простишь. но правда вся ведь в том заключается, что это я должен был вызваться тогда добровольцем. именно я, а не питт меларк должен был отправиться на арену, чтобы вернуть тебя домой. да только этого бы ты тоже не смогла мне простить. я ведь должен был защищать наши семьи. мы оба неозвученный никогда непреложный обет давали: заботиться о семьях друг друга.

[float=left][/float] мне не нужно оборачиваться. я тебя всегда кожей // нутром чувствовал; знаю и сейчас, что ты застыла в метрах пяти позади меня, боясь и слово одно единственное произнести: тоже не хочешь нарушать нашего уединения, которое оказалось первым спустя все эти годы.мы словно отмотали кинопленку на пятнадцать лет назад: стали на миг обычными мальчишкой и девчонкой из дистрикта двенадцать. мы всегда были половинками единого целого: всегда знали все чувства и желания друга друга. и, видимо, хоть это единственное и сохранилось за все эти пятнадцать лет. руки в замок позади себя стисну. вдохну полной грудью; а сердце предательски стучит так громко, что кажется грозится распугать всех птиц в округе. видишь сколько здесь соек-пересмешниц на деревьях. они все еще поют "виселицу", словно в их днк это заложено. — здравствуй, кискисс, — тихо, на уровне шепота произнесу я. но, так и не смогу обернуться, чтобы окунуться в омут твоих серых глаз. все еще больно, знаешь. даже спустя пятнадцать лет тебя терять еще больно, зная, что никогда ничего не смогу исправить, хотя бы только потому, что я такой, каков уж есть. я не тот идеальный мальчик, который тебя столько лет кряду счастливой день изо дня продолжает делать. я не питт меларк, кискисс. я не такой. у меня нет его благородства // его самопожертвования. да, господи боже, столь разных двух людей, как мы с ним и не найти, как бы там ни было. я все еще смотрю на горизонт. ты не делаешь и шага мне навстречу. вокруг не камер // не зрителей. только эта поляна, так напоминающая нашу ту из дистрикта двенадцать и пение соек-пересмешниц. только ты и я. планировали ли такой нашу встречу? каким ты меня хотела увидеть? быть может счастливым отцом семейства или жестоким убийцей? я о стольком хочу тебя спросить, да только знаю одно: стоит мне тебя увидеть и я забуду обо всем на свете. я слишком долго ждал этого мгновения // мне слишком мало времени отведено было на подготовку к этой самой минуте, когда мы останемся наедине. потому, что ты не должна быть здесь. ты должна быть там; с ними: с мужем, детьми, принимать поздравления, посещать мемориалы. ты не должна стоять позади меня, жадно глотая воздух, словно тебе его [хотелось бы мечтать о том, что меня] мало. да только ты здесь. мы здесь. и впервые за пятнадцать лет я могу себе на миг позволить это вот "мы".
        Я виноват лишь в том, что
Я всё равно скучаю без тебя.
__ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ 

   
Я уходил, но возвращался каждый раз
С ума сходил от твоих губ и твоих глаз
Я упустил, последний шанс
И время разлучило нас
__ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __
молчанием своим хладнокровным встретить твою ехидством пропитанную реплику о встрече на вокзале, не обернувшись; не найдя в себе сил на это. мне все еще нужна передышка. я не стремился тебя вот так увидеть: здесь в облаке трав, на поляне этой, где скрываться привык от мира всего внешнего, воскрешая в себе порою так желаемо отчаянного мальчика того из дистрикта двенадцать. все должно было быть иначе: ты в кругу своей семье в штабе моем, и я входящий размеренным шагом внутрь или же на вокзале во окружении камер, но не так. ведь только там на виду у всех наши глаза должны были пересечься на доли мгновения под гнетущим вниманием телекамер и множества лиц. так было бы легче, разве не находишь? или же еще куда проще. я ведь должен был действительно сильнее быть и встречать тебя там: мне ли не знать, что мэр второго дистрикта должен был быть одним из первых, кто встретит счастливое семейство победителей [революционеров; саму сойку-пересмешницу и её любимого супруга с детьми, которые у них появились в доказательство тому, что панем восстал из пепла и даже те, кому пришлось хуже прочих воскресли, чтобы двигаться дальше] на пироне. мне ли не знать как важно все это: постановочные сцены и игры на публику [сколько раз нам это все внушал плутахр, наш идейный двигатель революции]. мы столь много времени в это все играли когда-то давным давно еще будучи подростками, которым не дали возможности постепенно повзрослеть. и пусть никогда я не смогу понять и прочувствовать то, через что, тебе пришлось дважды пройти на аренах голодных игр [нельзя такое понять или принять, не принимая в играх непосредственного участия, и я это знаю,поверь, китнесс, я знаю, не смогу до конца понять, но знаю...], да только ты и никогда не поймешь каково это смотреть на гибель более чем десяти тысяч жителей дистрикта двенадцать, имея при этом жалкую возможности спасти меньше чем тысячу из них. тебе было шестнадцать, когда ты стала лицом сопротивления, мне было восемнадцать, когда я уводил за забор жалкие остатки жителей нашего дистрикта, в первую очередь спасая наши с тобой семьи, и не успев спасти семью пита [и можешь мне не поверить никогда, да только это спать мне ночами не дает до сих пор]. но, давай признаемся себе оба честно, кискисс: мы с тобой повзрослели оба много раньше: в тот день, во дворце правосудия, когда нам обоим вручали медали за гибель наших отцов в шахте. и снова в этом я тебе проигрываю: тебе было двенадцать, ты была девочкой; мне же уже минуло тринадцать, на подходе четырнадцать лет. я стал мужчиной; тебе же приходилось тогда много хуже. тебе всегда было хуже. всегда. и только я порою оставался эгоистом, там где не мог никогда бы им стать твой нынешний муж. наверняка, именно поэтому ты и выбрала его, не так ли? он всегда был впереди меня во многом: в актах своих самопожертвования // в том, как защищал тебя на первых играх, как готов был отдать свою жить на вторых, чтобы ты жила. он всегда был лучше меня. всегдаи во всем. хотя потому, что он стал тем, без кого ты не смогла бы выжить.
и уж точно не он был тем, кто придумал ту смертоносную ловушку, что унесла жизнь прим. я до сих пор слышу твой крик, отдающийся пульсацией в моих барабанных перепонках. именно твой и ничей другой. призрак твоей младшей сестры не преследует меня ночами. я знаю точно: она умерла безболезненно — её сердце остановилось мгновенно. да только вот не пит мелларк, а именно я был тем, кто обещал тебе о ней позаботится. я должен был сберечь их обеих: твою мать, твою младшую сестренку и я провалил эту миссию. и мне одному с этим жить. мне жить с осознанием того, что я стал тем, кто пусть и косвенно, но является причиной её смерти. но куда много хуже жить со знанием тем, что именно это ты никогда не сможешь мне простить. сколько бы не минуло лет, я буду знать: я не справился, кискисс. я не справился, девочка, которую я любил так много лет прежде, и любить не перестаю и до сих пор, хоть и признаю, что в нас нынешних не осталось ничего от тех мальчика и девочки, которые в лес отправились однажды, чтобы спасти свои семьи от голодных смертей.
резко обернусь, запустив руки в карманы своих штанов. и украдкой на тебя вороватый взгляд своих голубых глаз брошу: повзрослела, изменилась, стала женщиной прекрасной. не смогу, не посмею более отвести от тебя взгляда своего. не смогу разорвать этой нити тонкой на миг краткосрочный, что нас снова связала воедино на один единственный пронзительный удар моего сердца. я помню тебя совсем еще девчонкой. видимо и любить привык: ту самую девочку, от которой уже ничего не осталось. да только вот, если ли хоть что-нибудь, что сохранилось во мне от того мальчишки, которого ты однажды повстречала в лесу. мальчишки, который на долгие годы после стал твоей опорой и поддержкой. едва ли, да, китнесс мелларк? и умерли они уже оба давным давно еще на той самой жатве, где ты стала первым за всю историю панема добровольцем из дистрикта двенадцать, а я не смог встать рядом с тобой заместо твоего теперь уже законного мужа. она оба умерли: и мальчик, тот, который по первости в лесу даже тени собственной шарахался в лесу, и, девочка, которая стремилась во что бы то ни стало выжить.
— ты же знаешь, как я ненавижу весь этот официоз, — насмешливо произнесу я. странно все это, китнесс, не находишь? тебе уже тридцать один, у тебя двое детей; мне тридцать три и любой в моем дистрикте [уж так вышло, что второй своим я называть привык, а как иначе, раз уж я мэром стал еще десять лет назад и с тех пор ни разу не проигрывал на выборах демократических] скажет без обидняков, что гейл хоторн не тот человек, который станет завязывать серьезные отношения. да, знаю, что до сих пор продолжают шушукаться в коридорах и на улицах о том, что я в тебя беззаветно влюбленный, но никто вслух откровенно об этом не скажет никогда. у нас дома это есть просто непреложная правда. у нас дома... а ведь я так хотел бы оказаться позади луговины... на озере том, где цветут весной примулы. вдохнуть хоть раз бы их аромат. они не приживаются в здешнем климате, как бы я не пытался, сколько бы не строил парников: примулам в дистрикте не место, словно в наказание или напоминание о том, какой тяжкий грех я несу на своих плечах все эти годы.
[float=left][/float]я не двигаюсь тебе навстречу. не протягиваю рук, чтобы ощутить подушечками пальцев шероховатости мозолей от тетивы твоего охотничьего лука на твоих ладонях: уверен, что муж твой молчит и не спрашивает тебя о том, куда ты исчезаешь каждое воскресенье недели. мы оба без леса не выживем, даже в нынешней стране, даже без угрозы новых голодных игр, без всего того, что угнетало нас в прошлом, без леса не выживем. только там оба чувствуем себя спокойно. только на этой поляне мы оба можем быть настоящими. ты не смотришь мне в глаза и не нужно, кискисс. не выдержу этого обвинения немого. сильнее, чем я себя ненавижу [презираю], поверь даже тебе не удастся. но ты здесь. ты пришла. сама пришла ко мне. нашла меня. пусть даже и инстинктивно, но нашла меня. и на сердце теплеет на доли секунды от этого. ровно до той поры, покуда я не ловлю твой взгляд в тиски своего собственного взгляда полный горечи, боли, отчаяния, тоски. взгляд озлобленный, затравленный. взгляд, который выдержать не в силах, хотя бы потому, что все еще продолжаю тебя любить. — я не знаю, что тебе сказать, кискисс, и если уж за пятнадцать лет не придумал, то едва ли смогу когда-нибудь, — тихо шепчу я. я не буду просить прощения, уж извини, но мне думается, что словами тут уж ничего не изменить. не воскреснет твоя младшая сестренка, если я скажу, как мне жаль. да и мы оба знаем, что та ловушка была единственным возможным способом сломать сопротивление остатков сил капитолия. и я более, чем уверен в том, что оба знаем теперь уже все эти годы спустя: что я не знал, что там будет прим. я не мог этого знать. это были происки президента коин. и раз ты не смогла простить тогда меня, не сможешь и теперь. но тогда скажи мне, кискисс, зачем ты меня сегодня нашла на этой поляне? чтобы убедиться, что мне так же плохо? так же больно? зачем ты пришла? ответь, если не ради меня, но то хотя бы ради себя самой. ответь и уйди, чтобы больше никогда не возвращаться, ведь ты всегда выбирала не меня. ты выбрала того, кто сделал тебя счастливой. ты выбрала того, без кого не смогла бы выжить. без меня тебе это удавалось уже пятнадцать лет. удавалось же, разве нет?

Только сны о тебе всё равно
Ко мне вновь возвращаются
Ведь я всерьез, любил до слёз
__ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __ __

[AVA]http://funkyimg.com/i/SGkB.png[/AVA]
[NIC]gale hawthorne[/NIC]
[SGN]    [/SGN]

Ты уходила, с собою забрав счастье несбывшихся снов.
Сердце моё ты с собой забрала,  мне же оставив любовь
Долго без счастья любовь не живёт - очень банальный сюжет.
Я на холодном стекле написал: "нашей любви больше нет!"

улыбнуться на её слова. чуть виновато, но все-таки так же легко, словно сделать вдох или выдох и // или любое самое простое и обыкновенное действие. просто её словам улыбнуться, не касаясь этим их смысловой нагрузки, но вместе с тем почувствовать радость от слов, что с губ её сорвались // от отзвука этого, ласкающего твой слух. тебе это было необходимо. все эти годы ты бессознательно зачастую, в этом нуждался: во звуке её голоса,  тембре этом чуть хрипловатом, всегда на надрыве, искал именно его в сотнях других, что были у тебя и из которых ни одна так и не смогла привязать тебя к себе. и чуть нахмуриться сразу же. она права: вы с ней оба от этого всего так далеки, только вот различие меж вами все есть одно критичное самое: ты всего лишь навсего теперь мэр второго дистрикта [и сам никогда не претендовал на этот пост: выбранный, признанный их лидер; и прощенный завсегда за то, что никогда не выдерживал разговоров о сойке; уж больно-таки многие в штабе твоем знали о вашей истории, в свое время освященной на весь панем и догадывались об истинной природе твоих чувств к китнисс], а она навсегда останется лицом сопротивления: сойкой-пересмешницей, и теперь она уже много лет, как замужем, воспитывает двоих детей и сон её оберегает совсем другой мужчина. так, что быть может и не рождены вы оба для всего этого официоза, но в нем вариться именно ей придется до конца своих дней, ты же из её жизни вычеркнутым должен был быть давным давно её же собственной рукой // её выбором, за который винить её не сможешь: ты виноват пред ней слишком уж во многом, что простить или забыть нельзя. и ты об этом тоже помнишь. и не станешь никогда об этом просить: она позволила тебе тогда уйти из своей жизни, посему ты и не возвращался, лишь издали прикасался к ней через звонки другим: тебе было всегда это необходимо: знать, что в этой её новой жизни, где тебя не должно быть, она все же смогла найти // обрести свой мир, что девочка с пламенем в груди, счастлива с мальчиком, который знает, когда его можно [а главное - нужно] потушить. и этим мальчиком ты не смог бы стать, в тебе своего собственного пламени всегда было так много.

пожмешь плечами, когда она не ответит на твою реплику, переходя на официоз, для которого `не была рождена` и ответишь чуть резче, чем следовало бы, но ты и не был никогда образчиком понимания, ты не питт мелларк, и именно поэтому она и не выбирала тебя никогда: — я никогда и не был их частью, — скажешь так же звонко, как она минутой ранее, и тоже отрезая на живую без анестезии, рваные края раны незаживающей бередя // четко и столь же правдиво, словно вторя её интонации, не столько осознанно, сколь интуитивно под неё и правду ваших жизней, сплетенных навсегда воедино и разделенных так давно, что пылью тлена покрыться должны были, да так и не смогли. ты не был трибутом // и уж точно ты не стал лицом сопротивления [всегда на вторых ролях, всегда на затворках, где-то там позади]. не нужный // не важный. лишь лучший друг да и только. ты ведь так и не смог смириться с этой своей ролью. все еще, даже спустя пятнадцать лет саднит сердце,  ноет душа, томиться истомой чувство, которое не смог вырвать с корнем. и вот она пред тобою любовь всей твоей жизни: любовь, слишком уж на вкус горчащая, любовь, которой никогда никому окромя тебя не было дела. любовь уж больно не взаимная, потому, что ты все еще знаешь, что китнесс эвердин всегда будет выбирать того без кого не сможет выжить, а не того, с кем могла бы просто жить и у тебя тому в доказательствах её брак, её дети; вся её жизнь без тебя.

вот и все, что вы можете сказать друг другу. даже после её признания, что она скучала, на которое ты не смог бы никогда ответить простым: " я тоже", в нем бы не было ни доли правды твоей // всей тоски твоей этими словами не измерить никогда, ведь если она скучала, то ты томился, сходил с ума снова и снова. ты без неё и жить-то никогда не умел. ты застрял в прошлом, в том самом чертовом дистрикте двенадцать, на поляне вашей, где могли быть близкими-настоящими. ты остался в прошлом, а она живет настоящим своим, в котором быть может действительно научилась скучать по другу лучшему, которым ты никогда быть и не желал и быть может смогла простить [жаль только ты сам себе простить этого так  и не смог!]. и вот вы здесь: так близко [руку стоит протянуть и коснешься волос этих каштановых, которые когда-то так в косы любил заплетать], и вместе с тем, так далеки друг от друга: уже давным давно не дети // она в браке и с детьми, ты с множеством любовниц, ни одна из которых никогда до сердца твоего добраться не сможет: вырвал с концами в вашу с ней последнюю встречу, закопал в лесах от глаз любопытных [с памятью жаль так нельзя поступить: она все равно возвращает тебя на годы назад, на площадь капитолия ту, где оборвалась жизнь прим, а после в вашу встречу последнюю, когда закрывая за собою двери в комнату, ты уже знал, что тем самым закрываешь их в её жизнь]. потерялись в веренице событий прежних те мальчик и девочка из лесов. ничего от них не осталось в вас. слишком многое пришлось пережить // пережевать // сломать в себе за эти годы. и смотря на неё нынешнюю, ты невольно сравниваешь с той девочкой, в которую влюбился. и не находишь её, но ничего не можешь с собой поделать, задаешь вопрос этот, который болью в каждой клеточке тела отдается и ноет в области вырванного давным давно сердца: — ты счастлива, кискисс? — верный себе снова этим милым прозвищем из детства назовешь её.

тебе хочется услышать её ответ правдивый: её слова о том, что мелларк и вправду её судьба, быть может именно их и не хватало тебе все эти годы, чтобы выбраться из заколдованного этого круга и двигаться дальше. быть может, если ты от неё все это услышишь, то и сам сможешь отпустить [самому ли в это вериться, хоторн? не смешно ли? но ты упрямо, как и всегда, в своей жизни цепляешься за тень призрачной надежды, тебе больше ничего не осталось в мире этом]. а потому смотришь на неё глазами своими серо-голубыми так пристально, словно одновременно желая и нет вовсе ответа на свой этот вопрос. тебе так хочется крикнуть так громко, чтоб весь панем сотрясся: "отпусти меня, китнисс. отпусти меня". но молчишь, дожидаешься её ответа, а тебя ломает от невозможности прикоснуться // поцеловать женщину, такую чужую тебе, но девочку столь сердцу родную.  и ты боишься глаза закрыть хоть на миг: исчезнет снова ведь твое виденье, и не вернется. но ведь она пришла к тебе. сегодня. сейчас и этот миг уже бесценен, пусть и пришлось ждать его пятнадцать лет. но тебе ли не знать, что китнисс эвердин этого стоит. всегда стоила. даже если она никогда и не была твоей. никогда и не будет.ты не смирился с этим и видит бог, едва ли сможешь... просто ты уже давным давно научился принимать правду, какой горькой она бы не была.